— Все уже легли спать, — заявил Уолкер. — Никто нам в такое время не откроет.
— В этом районе откроют! — ответил тыквоголовый.
— В этом районе проблем не будет, — согласилась вторая тварь. — В этом районе вы можете собирать сладости целую ВЕЧНОСТЬ!
— Но… но… но… — я начала заикаться.
Впрочем, я знала, что все бесполезно. Огненные твари заставят нас идти. Они не станут прислушиваться к мольбам и жалобам.
И они не станут отпускать нас домой.
— Еще дома! Еще! «Сладость или пакость» — вечно!
Табби помогла Ли подняться на ноги. Она подобрала его мешок и вложила ему в руку. Потом отбросила с лица волосы и подняла свой.
Мы зашагали через улицу, волоча за собою мешки. Ночной воздух сделался холодным и тяжелым. Сильный ветер тряс деревья и поднимал круговороты опавших листьев у наших щиколоток.
— Родители, небось, с ума сходят, — пробормотал Ли. — Уже так поздно…
— И правильно делают! — заявила Табби дрожащим голосом. — Может, мы никогда их больше не увидим.
На крыльце первого из домов все еще горел свет. Тыквоголовые заставили нас подняться туда.
— Уже поздно конфеты собирать! — заспорил Ли.
Но выбора не было. Я позвонила в дверь.
Мы ждали. Поеживаясь от холода. Страдая от тяжести в желудке и тошноты.
Дверь медленно отворилась.
И мы потрясенно ахнули.
Уолкер застонал.
Ли отпрянул с крыльца.
Я смотрела на существо, застывшее в желтом свете крыльца. Женщина. Женщина с ухмыляющейся тыквой-фонарем на плечах.
— Сладость или пакость? — спросила она, растягивая в ухмылке зазубренный рот. Оранжевое пламя плясало в ее голове.
— Ух… ух… ух… — Уолкер спрыгнул с крыльца и врезался в Ли.
Я смотрела на ухмыляющуюся тыквенную голову. Это кошмарный сон! — убеждала я себя. Кошмарный сон… наяву!
Женщина кинула мне в мешок какие-то сладости. Я даже не видела, какие именно. Я не могла оторвать глаз от ее тыквенной головы.
— Вы…? — начала было я.
Но она захлопнула дверь прежде, чем я успела произнести еще хотя бы слово.
— Еще дома! — твердили тыквоголовые. — Собирайте еще!
Мы поволокли ноги к следующему домику. Дверь распахнулась, едва мы ступили на крыльцо.
И перед нами предстало еще одно тыквоголовое существо.
Этот был в джинсах и бордовой толстовке. Пламя шипело и потрескивало в провалах глаз и рта. Два широких кривых зуба красовались у него во рту — один сверху, другой снизу — придавая его физиономии чрезвычайно глупый вид.
Но мы были слишком напуганы, чтобы найти это смешным.
В следующем доме нас приветствовали уже два джека-фонаря. Мы пересекли улицу — и обнаружили еще одно огнеголовое создание, поджидающее нас на крылечке.
Куда мы попали? — недоумевала я.
Что за странный район?
Наши тыквоголовые уже загнали нас в следующий квартал. Здесь было множество домов, и в каждом жили тыквоголовые твари.
В конце квартала Табби поставила мешок на землю и повернулась к нашим мучителям.
— Пожалуйста, давайте остановимся! — взмолилась она. — Пожалуйста!
— Мы больше не можем, — слабым голосом сказал Ли. — Я… так измотан, и меня правда тошнит…
— Ну пожалуйста? — просил Уолкер. — Ну пожалуйста?
— Я и до следующего дома не дотяну. Правда не дотяну, — сказала Табби, покачав головой. — Мне так страшно… эти твари… в каждом доме… — она всхлипнула, и ее голос сорвался.
Ли скрестил руки на полосатой груди.
— Я больше шагу не ступлю, — заявил он. — И мне плевать, что вы со мной сделаете. Я с места не сдвинусь.
— Я тоже, — подхватила Табби, встав подле него.
Тыквоголовые не ответили. Вместо этого они взмыли в воздух.
Я отступила на шаг, когда их горящие глаза расширились, когда рты начали растягиваться. Яркое оранжевое пламя взметнулось из их глаз.
А потом их рты растянулись еще шире. И они разразились пронзительным воем. Душераздирающий вопль нарастал, рассекая тяжелый ночной воздух. Становился то тише, то громче, словно полицейская сирена.
Головы-тыквы запрокидывались назад, и вот уже огонь взметнулся в темное небо. А вой становился все громче и громче. И громче. Пока мне не пришлось зажать уши руками.
Краем глаза я заметила вспышку света. И обернулась, как раз чтобы увидеть других тыквоголовых, сплывающихся к нам со всей улицы.
— О-ох! — хрипло вскрикнула я, когда еще две такие твари выскользнули из своих домов.
А потом — еще две. И еще твари. И еще.
По всему кварталу распахивались двери.
Твари выплывали из домов. И устремлялись к нам. Шипя и завывая.
Мельтешащие, пляшущие язычки пламени выстреливали из глаз и ртов джеков-фонарей, отбрасывая оранжевые отсветы в темное небо. Они плыли, подпрыгивая в воздухе, вниз по улице, через темные лужайки, завывали, как сирены и шипели, как змеи.
Ближе. Ближе.
Их были дюжины. Дюжины дюжин.
Табби, Ли, и мы с Уолкером прижались друг к дружке посреди улицы, пока тыквоголовые неумолимо приближались.
Они окружили нас плотным кольцом. Сплошной круг ухмыляющихся огненных лиц над темными одеяниями.
Потом они закружились. И когда они кружились, тыквенные головы подпрыгивали и дергались на плечах.
Медленно, медленно, кружили они вокруг нас. А потом затянули, хриплыми, надтреснутыми голосами:
— Сладость или пакость! Сладость или пакость! Сладость или пакость!
— Чего они удумали? — закричала Табби. — Что они собираются сделать?
Я не успела ответить.
Четыре твари быстро вышли в центр круга.